Анатолий Николаевич Ильин. Отрывки из воспоминаний
Воспоминания Ильина Анатолия Николаевича о своем отце - Николае Пантелеевиче, своем детстве. Деревня Порохново Островского уезда, славилась в округе красотой построек, месторасположением. На высокой горе огибаемой с трех сторон речкой с заливными лугами и корабельной еловой рощей вплотную подходящей к деревне и спускающейся по склону горы к реке, расположились утопающие в садах деревенские избы с широкой дорогой, окаймленной по одну сторону березовой, осиновой аллеями, а по другую росли могучие дубы, клены. Жители деревни привыкли содержать дома, прилегающие улицы, дорогу, сады, заборы в чистоте и порядке. Порохново как бы было центральным местом в округе. На юг в полутора километрах на горе виднелся добротный двухэтажный каменный дом и постройки Михалевского барона. На восток - села Голубово, Врево, а постройки помещиков баронов Вревских были видны как на ладони. Еще ближе деревня Винокурово, за ней проходило полотно железной дороги. С запада и севера в двух километрах деревни Терегаево и Пшонкино. К 1917 году деревня Порохново насчитывала семь домов. В центре деревни стояли две добротно срубленные с охватных бревен избы фронтоном нависавшие над дорогой, сзади погреб, теплые сени соединенные с другой избой - но ветхой по возрасту. С левой стороны избы находился чистый двор, амбар, кладовая, конюшня, сарай. Справа двор, где размещались коровы, овцы, свиньи. Сзади избы был большой пруд, окруженный плодовыми деревьями в конце которых было гумно. За амбаром плодовый, обнесенный плотным забором, в несколько десятков яблонь и груш был сад с двумя-тремя ульями пчел. Это было хозяйство Мишуткиных - самых зажиточных на деревни. ... Все чаще мужички усаживались на завалинку покурить, поговорить о делах с ножом, подставленным к горлу. Не спалось, не пилось, не елось, работа всякая валилась и рук, а солнышко мартовское 1933 припекало все сильнее. В роще без умолку горланили грачи, вороны и разная птица. С полей тянуло запахом прелой подтаявшей земли, журчали ручьи. Даже в такие весенние дни душа хлебороба раньше пела, а руки крепли, силушка прибавлялась. А тут что твориться? В который раз мужики обсуждали свалившуюся на них беду. Не возьмут они в толк, что и как надо делать. Только вчера приходил с волости уполномоченный собрал в пятый раз сходку и твердил одно: - Мужики весна рядом, скоро начнется сев быстрее вступайте в колхоз. В волости в числе трех деревень, в том числе ваша Порохново не вступили в колхоз, а это значит, что наша волость идет почти последней по коллективизации в районе. О прелестях колхозной жизни уполномоченный разливался соловьем. Начинал издалека. Мол царь закабаливал мужика всю жизнь, ничего не давал, а только требовал. Облагал непосильными налогами, урядники, попы, всякая мелкая власть сидели у мужика на шее, пили его кровушку. Дети были заброшены. У большинства в школу не ходили, были безграмотны. Теперь вам советская власть даст жизнь светлую. Свертывая очередную цигарку, мужики согласно кивали головами, закуривали. На этом сходку закрываю, если у вас не будет неотложных вопросов, то прошу расходиться по домам. Мужики переглянулись, с места никто не двинулся, а только ниже наклонили головы, крепче заискрили цигарки, а тишина, тишина мертвая даже бабы ни одна не холнет. Думают одну думу. Как же жить дальше? Приходили разные уполномоченные начальники. Были такие, которые и двух слов связать не могли, а этот молодой видать из больших начальников, говорил складно, чем еще больше озадачил мужиков, которые не спешили расходиться. Что тут сидеть, что домой идти, все равно печь не слать, думу думать или на хозяйке зло сгонять или к соседу. Намаявшись до утра идти с одним вопросом. Что будем делать? Думать было над чем. Мужики уже не сомневались, что новая власть в покое их не оставит. Неделю назад прибыл гонец с волости, вечером вручил повестку Евдокимову Михаилу, за неуплату твердого налога предлагалась высылка. И свершилось, утром подогнали подводу с соседней деревни Трепарево. Зареванных опухших от слез, суеты, одетых в теплое собранное по всей деревни, похожих на тюки Михаила Евдокимова и его жену Марью и сына Толика усадили в дровни, кинули какие могли вещи, котомку с едой. Не знали куда повезут, что с собой брать и на какой срок. Провожать их вышла вся деревня. Ревели все, зрелище было хуже похорон. Говорят надежда умирает последней. Возница объявил, что везет их в район в поселок Воронцово. Мол там и ищите. Давно скрылись дрожки с виду, а толпа не расходилась. Никак не могли взять в толк, почему их выселили. Жили Евдокимовы одним хозяйством. Дома остались отец, мать, сестра. Может поэтому их не выселили всех, что постеснялись стариковского возраста. Другие говорили, что их выселили из-за Михаила, который пришел примаком в их дом, а отец Михаила зажиточный, проживает в другой волости, давно раскулаченный. Мол, это все не из-за налога, сроки оплаты которого еще не кончились, а из-за отца Михаила. Бабы, мужики, молчите - раздался чей-то резвый голос в толпе - попомните меня, эта власть нас пугать решила. Будет так. Довезут их до Воронцово, подержат денька два, тут нас пока колхозом постращают и отпустят. Попомните, будет так. Как говорят, надежда умирает последней. На следующий день отец Марьи Евдоким справил котомку с едой, взял еще кое-каких теплых вещей для внучка и выселенных. Посох в руки и отправился в Воронцово. По зимнику, еще морозному надо было отмахать пятнадцать верст. Запряг бы лошадку, как было раньше, да их и не осталось. И корову, лошадку, свинку - все Евдоким сдал в налог. Дома считай одни стены остались. Мужики наперебой предлагали оставшихся лошадей. Но Евдоким решил твердо, не надо. Так я незаметно появлюсь в райцентре. Приедь на лошади, не долго беда. Узнает кто, конфискуют, или украдут - век не расплатишься. Такое время. Деревня ждала возвращения Евдокима с нетерпением. В тот же день поздней ночью вернулся Евдоким. Тут уж собрались к нему в дом с каждых семи домов. Евдоким рассказал. Пришел в Воронцово. Спросил первого встречного, потом другого, где можно найти отправленных на высылку. Никто ничего не знал, а может и знали, да страшное время такое было. Побаивались всего. С виду интеллигентный человек, я ему тоже вопрос. Посмотрел он на меня строго, аж холод у меня по спине пошел и говорит - Вот видишь дом, эта РИКА. Иди туда, там тебе все расскажут. Вхожу в дом, дверей видимо не видимо. Идет по коридору такая миловидная дамочка, я к ней спросил. Она меня повела по коридору чуть ли не в самый конец, открыла дверь. Вот тут тебе дедушка все и объяснят. За столом сидел статный человек, пышный такой в черном пиджаке с усами. Как наш Михалевский барин. Этот барин мне и сказал. - Ваша кулацкая деревня Порохново, ни одно хозяйство в колхоз не пошло. Вступайте в колхоз не медлите. Может тогда и вернется твоя дочка с зятем и внуком, об этом мы позаботимся. Тут их не ищи. Вчера поездом отправили их на Кольский полуостров в Хибины. Будут там минеральные удобрения добывать для нашей колхозной земли. Иди, иди дед домой и поспешайте вступать в колхоз. Такая была у меня ходка. Сходка молчала. Все понимали горше всех тут сидящих было Евдокиму, который пострадал, выплачивая налог продал все последнее в доме, а семью не уберег. Все подумывали, может вступи в колхоз Евдоким и вернут выселенных. Похоже и уполномоченный не торопился уходить, вновь снял фуражку, поудобнее уселся за столом довольный от чувств хорошо сказанной, по его убеждению, пробравшей мужиков речи. В душе надеявшейся, что до него не могли убедить мужиков, а вот он за один вечер и готов колхоз. Евдоким волновался, но первый подал голос. Мил человек, дорогой товарищ - хочу тебе задать такой вопрос. Напишем мы заявления в колхоз, нас примут, а что дольше нам делать? Почитай у нашей деревни семь дворов. Мы уже купили сообща веялку, молотилку. Сработали вместе на деревню маслобойку льняную. Сообща мы всем молотим, бьем льняное масло, в соседней деревне Винокурово ездим на льномялку лен мять. Если государство поможет, как ты тут сказал, сообща купим на деревню трактор. Тут и есть наш колхоз. Значит мы выполнили политику государства, чтобы работать сообща. Вся сходка дружно закивала головами. Ты вот что скажи нам мил человек - продолжил Евдоким. Напишем мы заявления принять нас в колхоз, а что дальше нам делать? Уполномоченный поднялся из-за стола. Мужики, объясняю так - начал он. Колхоз создается на базе шести деревень - Терегаево, Лисенки, Подсевы, Некрасово, Стрешнино (на этом слове сходка заметно оживилась, стали шушукаться меж собой) и ваша деревня Порохново. Центр колхоза будет в деревне Терегаево. Понятно я объясняю, обратился к сходке уполномоченный. Понятно, понятно, раздались голоса. Так вот - продолжил уполномоченный. Коль центр колхоза будет в деревне Терегаево, значит там будет животноводческая, конеферма, намечена куриная, свиноводческая. Теперь отвечаю прямо на поставленный вопрос. Как только хозяйства примут в колхоз, с чем я вас и поздравляю, думаю, что все здесь сидящие будут достойными строителями новой жизни. Так вот надо поступать так. Коровушек, лошадей свести на общий колхозный двор, который знаете находится в центре деревни Терегаево, где уже стоят многие коровы и лошади, туда же отправят и сельхоз инвентарь, а по весне, она рядом, дружно приступить к работе. Кавош ты говоришь, голова - поднимаясь, дед Афанасий в избе которого проходила сходка, сказал свою любимую поговорку. Тише бабы, тише раздалось со всех мест, пусть Афоня скажет, дайте послушать. Как же мы сольемся с Терегаевскими, тут же река ни весной ни осенью, а иногда и все лето разливается затопляет луга, не пройти не переехать, никакой мост не поможет. Про Стрешнино я не говорю, там неча делать. Мы же рядом с Винокуровым вот нам объединиться с Винокуровым. Мы с ними с покон века дружно живем, считай как родня с родней. Тихо, тихо бабы и мужики - стоял как вкопанный уполномоченный, обращаясь к сходке. Объясняю опять, слушайте, не галдите. Винокурово уже сложившийся колхоз в который вошли раньше всех сознательные крестьяне и называется он "Большевик". Там все давно оформлено и центр определен и деревни, хутора - вы все их знаете лучше меня, так что туда опоздали. В Терегаево будет центр колхоза, уже и название определили "Ленинский путь". В заявлениях так и указывайте, прошу принять в колхоз "Ленинский путь". Сходка потеряла полное терпение, с мест пошли выкрики всяческие. "Путь то Ленинский", а коровник в Терегаево без крыши, нет кормов, приведенные туда коровы ревут - с нашей деревни слышно. Бабы наперебой, как бы обращаясь одна к другой, орут. Коровник што, а вот конюшни совсем нет, лошади стоят день и ночь в выгородке. Куда ж это скотину с теплых наших дворов вести? За восемь верст идти работать в Стрешнино, пока идешь туда обратно намаешься, какая тут работа. Другой голос перекрывая всех с дальнего темного угла крикнул - Кур то Лисенских отобранных от Никиты кузнеца уже всех Терегаевцы порешили. Без просыху пили двое суток, самогонку заедая курятиной. Вот тебе и ферма. Сходка потеряла управление все больше приходила страсть. Уполномоченный всего час назад был уверен, что его такая умная речь за советскую власть. В душе лелеял надежду, что завтра соберет листочки заявлений и явиться в волость героем. Вот смотрите, мол сколько вы бились с Порохновым, а я за один вечер решил. Но тут он видел, что и похожего ничего нет. Такая мирная сходка поначалу, тихая и вдруг. Капли пота на лбу, взмокшие волосы на голове уполномоченного, от дыма заславшего потолок до пола так, что ни одного лица в надвинувшейся печи рассмотреть невозможно. Уполномоченный пришел в ярость неожиданно для всех затопал ногами, подпрыгнул, хватил, что было силы по столу кулаком, сел. Медленно вынул из кармана наган, положил на стол. Сидящие на скамейке близко к столу бабы попятились. Сходка разом поутихла. Задние ряды сидящие на лавке вытянули шеи, другие встали с мест, пытаясь рассмотреть лежащий на столе, блестевший как воронье крыло наган. Что теперь будет, подумал каждый. Уполномоченный как-то обмяк, ссутулился, низко наклонился, подпер голову руками и сидел не шевелясь. Воцарила полная тишина, ни звука, ни шума, даже ребята перестали толкаться, ни, ни. Прошла минута, другая, тихо, тихо. Закончил для всех неожиданно так. - Мужики, время подходит к полуночи, уже поздно. Хочу всем сказать, не бойтесь колхоза и идите туда смело, для вас же стараюсь и я и все руководство района, да что там района, вся страна смотрит на вас. Поймете, как хорошо работать в колхозе по известной поговорке: " Не мое разлилось, не мое разбилось". В ответе все коллективно, в результате все в выигрыше, а в крестьянстве пала лошадь, вот и конец тебе крестьянину, хана сиди без хлеба, а тут ребят целый воз. А в беде никого не оставят. А сейчас хочу услышать от вас, первый кто поднимет руку за колхоз. Смелее мужики, жду, заявление оформим потом, поутру. И опять тишина, тишина. Прошло время. Уполномоченный не выдержал игры в молчанку и окончательно уверился, что этих мужиков с места ему не сдвинуть. Похоже, предстоит длинный бой. Мужики, сказал уполномоченный - добром вас просил, не хотите, пеняйте на себя. Поступим так, пусть каждый из вас скажет за себя лично. Короче говоря, не уйду с этой сходки пока не выявлю, кто советскую власть поддерживает, кто против, заодно и налог вспомним, тут и саботажников, да, да на этой сходке и выявим. Вам решать - в колхоз идти или в Сибирь, вот так-то. Из-за пазухи черного френча уполномоченный достал школьную тетрадь, развернул, посмотрел поверх голов сидящих и громким отрывистым голосом гаркнул. - Евдоким Михайлов тут. Тут я, вставая с лавки затвердил Евдоким. Уполномоченный вперся в тетрадь, молча читал, кривил губы, покачивал головой и сказал. Ну что ж Евдоким Михайлович с тобой все ясно. Тебе-то первому уже давно надо было породниться с колхозом, глядишь и дочку, зятя, внучка сберег бы, да и хозяйство на налоги не ушло бы, а осталось в доме. Но еще не поздно, завтра жду заявления от тебя, садись. Только не забудь, еще раз напоминаю, спасай родных, дом и скраб оставшийся. Послезавтра будет поздно. Следующий Михайлов Никита Михайлович - это что ж брат Евдокима? - Родной сказали с места. Он то здесь, да плохо совсем слышит, с японской войны пришел контуженный с тех пор только считай в ухо ему говорить, тогда и услышит. Ну что ж - сказал уполномоченный. Я буду говорить, а рядом кто, дочка Лиза, ну вот пусть она и переводит деду Никиты. Теперь слово Никиты Михайловича, пусть он скажет. Дочка, так и скажи ему на ухо за колхоз он или нет, точнее за советскую власть или против. Лиза все громко, так что вся сходка слышала перевела и попросила встать отца и сказать решение. Вот что Никита Михайлович, время не терпит, а я скажу за твоего племяша - уполномоченный ребром руки прихлопнут тетрадь. Раз он командир, да еще летчик, значит он за советскую власть, т.е. за колхоз. Не надо тут и ждать кого-то, завтра пиши заявление. Лиза я тебе говорю, делайте как велено. Николай Пантелеевич поднялся не спеша, вокруг зашукали - Тише, тише, Коля говорить будет, помолчите. Глядя в упор на уполномоченного Николай Пантелеевич начал так. Николай Пантелеевич продолжал - налог и все госпоставки я выполнил в срок, думаю, в этом вопросе ко мне претензий нет. Пойду ли я и моя семья в колхоз - это я буду решать сам и не сейчас. Скажу прямо так, может я и пойду в колхоз или совхоз, тут название без разницы, но в Терегаево, работать не пойду. Да ведь всем ясно, наша деревня в трехстах метрах от Винокурово, считай полдеревни нашей родни Винокуровские, поля все рядом, мы и так без колхоза иногда совместно помогали в работе один другому и председателем в колхозе Винокурово назначили дельного человека - Андрея Андреевича, хозяин что надо. Не то что в Терегаево назначили командовать деревней Сашку Лисенского, у которого своя изба сгнила не покрытая. Не было там у него, как говорят ни кола, ни двора, ни скотины. Теперь вселился в дом Камышовых, которых как все знают, выселили и вот тебе командир нашелся. Да пьяница он, а не председатель колхоза. За всех я не скажу, каждый решает сам, только я и моя семья, в батраки к Сашке Лисенскому не поедем. Николай Пантелеевич сел. При упоминании Сашки Лисенского сходка пришла в движение, а теперь совместно и бабы и мужики шумели как пчелы в улье. Посыпал им как соль на рану. Уполномоченный не сказал ни слова, вытянул шею, уставился строгим взглядом. Престаньте шуметь - продолжил он. Афанасьев Афанасий Петрович - глава семьи, проживает совместно с женой, сыном, дочкой и невесткой, внучкой и внуком, имеет избу с приделом, сарай, гумно, два хлева. Лошадь, корову, семь овец, куры. Этот хозяин, в избе которого мы сегодня проводим сходку, так я понимаю. Ни я говорить не мастак, да и что тут трезвонить. Как все, так и я. Вперед не пойду, сзади не останусь. Следующий - продолжал уполномоченный. Бурланев Иван Андреевич - проживает с женой, дочерью, имеет избу с теплым приделом, двор, навес для сена, коня, корову, кур. Слушаем тебя Иван Андреевич, говори. Что мне говорить, мое хозяйство каждый тут знает. Жена инвалид, только с палкой по избе ходит, да иногда по саду прогуляется, считай около печки все ее дела, а то и этого не может другой раз. Дочка инвалидка считай с одной ногой, другая нога для поддержки, только ногой считается, так по огороду еще работает, а больше никуда. Я то тоже не богатырь, только что с виду под полушубком прикрыт, а так хряпа, да и годы уже. Как видишь с моей семьи колхозники - работники не получатся. На коровушку, да на коня еще сенца за лето нагребу кое-как, да вот нивку вспашу, картошки на огороде справлю и вся моя работа, а что б больше здоровья и сил у меня нет. На налог денежек собрал, рассчитался. А для колхоза я и моя семья только обуза, негожие мы работники. Листая тетрадь уполномоченный заговорил - Так, последние два хозяйства остались, а тогда будем - пронзительно глядя на собравшихся медленно изрек - концы искать, или опять с конца начинать. Муравьев Василий Васильевич - жена, двое детей, мать, корова, овцы и лавка на дому - занимается торговлей. Вот и расскажи нам Василий Васильевич, как торговлишка идет, да как ты на советскую власть смотришь - прямо и добром, или с подкусом, как тут некоторые пытались изъяснить. Василий Васильевич по прозвищу Лавощак, был человеком интеллигентный, как говорили первый франт на деревне. Одевался по городскому, костюм, плащ или пальто по сезону, а когда шел во Врево, сельсовет или в район, обязательно одевал шляпу-цилиндр, а в руках трость. Не спеша поднялся, оглядел собравшихся выждал паузу, когда сходка прекратила шептаться и сказал. Вчера я был в сельсовете, видимо с вами я разминулся в дороге, глядя на уполномоченного заговорил Василий Васильевич. Так вот председатель и там были члены исполкома со мной согласились, а согласились они вот с чем. Я и моя семья решили вступить в колхоз. Сходка замерла, с одного с другого угла избы раздалось - во, вот это да. Уполномоченный как страус вытянулся, навис над столом. Победно глянул в зал и с появившейся улыбкой на лице изрек - продолжайте, продолжайте Василий Васильевич. Заявление я написал с председателем и договорился вступать в Винокуровский колхоз. Сходка ахнула, загудела, раздались голоса - ай да Ловощак, молодец, гляди как всех обошел, вот сработал. Уполномоченный скривил губы, осел за столом ни слова не вымолвил. Василий Васильевич продолжал - Да чему тут дивиться. Мой дед ведь пришлый с Винокурово пришел жить в вашу деревню, когда там дом сгорел, он и купил избу, больше не было тут, помните это. А родители моей жены Ксеньки и по сей день живут в Винокурове, так что мы коренные Винокуровские, там и работать будем, может и совсем переедем. Изба то моя совсем сгнила. Все надо строиться. Граждане - зыркнул уполномоченный - прошу успокоиться, тихо. Повторяю. План строительства колхозов утвержден райисполкомом, передела никакого не будет, это я вам авторитетно заявляю как уполномоченный и работник РИКА. Саботажники колхозного строительства только этого и ждут, что вы внесете неразбериху в колхозное строительство, перебегать с места на место с деревни в деревню. Повторяю, ваша деревня Порохново слита с Терегаевым и никакого саботажа прошу впредь не разводить. Что касается вас Василий Васильевич, возможно учитывая его переезд и строительство дома в Винокурове, да как он говорит и семья жены там живет, может мы и пойдем на встречу, но это будет исключение из правил и только для одного - не больше. Сходка шумела не обращая внимания на уполномоченного. Сосед с сидящим рядом пытался доказать один другому что-то, но все разом шумели, гудели. Граждане, ну хватит переливать с пустого в порожнее, прошу тишины. Осталось у нас последнее хозяйство - Яковлева Елена Яковлевна. С ней проживает племянник, племянница, имеет лошадь и кур, две избы соединенные рубленными сенями. Все так Елена Яковлевна - продолжил уполномоченный. Раз так, тебе и слово. Высокая под два метра росту, со съехавшим на шею платком с растрепанными волосами, всю сходку не переставая нюхать табак и пытавшаяся негромко чихать в рукав, держа табакерку в руке Елена сказала. Каво я буду говорить - не знаю. Овцу и корову я отдала, предала в деревню Подоры за налог. Васька коня зараз жалеет, корову то я не хотела продавать, а он в слезы. Продам коня, уеду в Питер, живите тут с Маней. Да и Маня хочет идти работать куда-нибудь в район, а может в Питер уедет. Кавош они со мной будут жить, одно слово сироты. А теперь, без коровы и совсем плохо, считай сухой хлеб с картошкой едим, да и то не вволю. На семена приберегаем , может еще придется сеять, да огородишко посадить. Так что считай я одна останусь как перст. Хозяйство-то на них держится. Так что - куды хошь иди, хошь в колхоз, хошь на Врев на погост. Здоровья то никакого нет. Вот и все мое хозяйство. Пойду домой, пойду всхлипывая Ленька поднялось и стала пробираться к выходу приговаривая. Одна дома - Васька с Маней как ушли в Педоры, второй день там находятся, изба брошена, не топлена, с дровами мне не сладить одной. За Ленькой закрыли дверь. Мужики в который раз закурили. Бабы попритихли. Уполномоченный больше для виду уткнулся в тетрадь. Указав на ковш попросил сидящего рядом с ведром зачерпнуть и напился. Коптилка, до сих пор нещадно чадившая стала гаснуть, превратившись в еле заметный глазок - кончился керосин. Дым стоял, как говорят - хоть топор вешай, а цигарки в потемках казались как глазастые огни, а некоторые и искры разбрасывали от хорошей затяжки. Так вот мужики и женщины, пора заканчивать нашу сходку, на полночь съехало. Я, как уполномоченный от имени Сашихинского РИКА (районного исполнительного комитета) и исполкома Жиденовского сельсовета повторяю, весенний сев мы должны проводить только колхозом с красными флагами выехать на первую борозду, такова политика правительства. С мест раздались голоса - Погоди, погоди, мы ж уже в прошлом году первую борозду начинали организованно всей деревней под красным флагом - голоса слились, продолжали выкрики - Не только с красным флагом, а всю упряжь, гривы лошадей переплели красными тесемками, лошади с бантами. Прошу прекратить, хватит, я вас не перебивал, что мы тут нюни будем всю ночь разводить, прекратить разговоры - крикнул уполномоченный. Выждав, когда все стихли продолжал. - Вот тут один - заглянул в тетрадь Ильин Николай Пантелеевич на Ленина сослался, может тогда Ленин и говорил так, но то был НЭП. Но Ленин говори и другое - Кто не с нами, то против нас. Товарищ Сталин не раз приводил такие слова, сказанные Лениным. Это прямо относится к нашему сегодняшнему разговору. Точнее, кто против колхоза, тот против политики советского государства, а значит он враг советской власти. Сходка гуднула, но сразу замолкла. Посудите сами - вся страна строит новую жизнь, растут, множатся колхозы, совхозы, строятся новые города, заводы, фабрики, а вы собираетесь дедовской сохой, да бороной, кормить города, рабочих. Взять сегодняшнюю сходку. Саботаж да и только - больше никак не назовешь. Ну посудите сами, если каждая деревня захочет идти куда ей вздумается, что тогда будет. Решение РИКА по вашему ничто. В руководстве и РИКА и сельсовета стоят проверенные люди преданные советской власти. Им то виднее кого поставить во главе колхоза. Неужто вы хотели поставить во главе колхоза кулака Вроде только что раскулаченного Никиты Лисенкова. Не будет этого. Во главе колхоза поставлен истинный пролетарий. Ни слова, ни звука не проронила сходка. Только мужики ниже наклонили головы, а бабы одна другой шептали на ухо. Все знали Сашку Лисенского, который свое хозяйство не мог наладить. Больше пил да жинку гонял по деревне, а тут отличился разграблением зажиточных хозяев, которые были названы кулаками. С утра до вечера обитался в сельсовете. Его и поставили председателем. Был конец марта месяца, ночь стояла темным темна. Уполномоченный попросил Тимофея сына Афони проводить его до Терегаево, особенно через реку, которая уже вскрылась, а высокие лавы качались, скрипели и не каждый в такую темень решался переходить реку. Тимофей говорил, что уполномоченный засунул руку в карман и до Терегаева не вынимал, наверное держался за наган, боясь как бы чего не вышло. А Тимофея послал вперед, сам шел на расстоянии. Лавы переходили ползком. Не к вечеру, как обыкновенно, а к полудню собрались мужики на завалинку к Ильину А.П., изба которого находилась в центре деревни, месте постоянных сборов, где на широкой, длинной добела струганной доски, установленной на столбах, собирались постоянно мужики, а то и бабы. Избы немного отступали от дороги, образовывая поляну, место игр ребят, а иногда и взрослые принимались гонять лапту. Летом здесь проходили сходки. В оставшуюся от сходки ночь, похоже, никто не спал. Мужики выглядели усталыми, ни шуток, ни смешка, ни улыбки. Молча садились в ряд скамейки, кто курил - доставали кисет скручивали цигарку, а кто и козью ножку. Каждого мучил один и тот же вопрос. Что делать? Как быть? Как жить?. Как поступить в такой передряге? Уселись мужики, курят молча смотрят на вступающую в свои права весну. Эх мужики, мужики, не сидеть бы вам в такую пору в день как раньше, а знай готовься к весне, работы невпроворот, а тут. Коль, а Коль, нарушил молчание Евдоким. Как ты посоветуешь, что мне делать, у меня наверное положение хуже всех. Боюсь дать тебе совет - сказал Ильин Н.П. может тебе сейчас лучше написать заявление вступить в колхоз. Только тут гарантии нет, что твоих вернут с высылки. Возможно они и вернут, если вся деревня вступит в колхоз. Только думается не затем выселяли, чтобы возвращать. Раз туда попал, то не жди. Думаю не вернут. Мужики в колхоз не пойду скажу всем откровенно. Если бы эта власть нам хотела добра, так бы не поступали. Зачем было дочку Евдокима высылать. К чему такая спешка и зачем. А главное, за что выселили - власть уклоняется от ответа, всем понятно, иди в колхоз. Брат Евдокима Никита сказал - Евдоким, брось суетиться и там люди живут, может там лучше будет, чем у нас. Теперь там одно плохо все ж север холодно, а будут добывать эти удобрения как их называют аппатиты, построят дома, будут жить. Может ты сам туда запросишься, гляди что у нас твориться. Лучших людей самых то трудяг, таких как Никита Лисенский кузнец, а это нашли к нему ход - раскулачили. Не он ли всю округу справлял и коней ковал и что ни попросишь в любую пору хоть в полночь - никогда не откажет. Каво мне жаль, так этого кузнеца. Я то дождусь Костю, пусть с сыном Колей решат. Только вряд ли что будет. Лиза наотрез отказалась - не пойду в Терегаево. Мужики, я только не сказал на сходке - заговорил Ваня Бурганов - а это позавчера я был в Терегаево. Что твориться. В камышовой конюшне стоят коровы, штук десять, привязаны к столбам. Ни кормушки, ни ведер с водой, сено прямо с вил бросают под ноги прямо в навоз. Ревут бедные, похоже давно не кормлены. В другом углу стоят отгороженные жердями лошади, такие же. Раньше там Камышовы сено хранили. Какой там двор, сарай а не двор. Потолка нет, двери тесовые собаки лазают, одно слово холод, ветер свищет. Ну куда в такой двор вести скотину. Человек мучается, он того может заслужил, а животное - то за что. Не мужики, все может быть - сказал Николай Пантелеевич - уж двух священников взяли, как в воду канули. Теперь третий пришел, знаете живет в Винокурове, в Горячновых хоромах. Добрый говорят священник. Все за нынешнюю власть в проповедях говорит. Такого видимо не возьмут, а если возьмут, тогда и за церковь примутся. Да мужики, вступился в разговор Тимофей - Такого попа у нас не было. Остревневские к нам заезжали после похорон, так говорят ни с кого денег не взял, а живет в пустых хоромах, спит считай на досках, хлеб, соль да вода и вся его еда, так Винокуровские говорили. Такой грамотный, что таких не бывало. Мужики, а мужики, мы все вокруг да около - сказал Афоня - а что будем делать. К вечеру этот уполномоченный явится. Известное дело, какие у него там дела в Терегаево. Тимоха прямо к дому Камышову, где Сашка живет отвел его, значит будут угощаться. А потом опять за свое - сходка. Брось Афонь голову ломать -сказал Ваня Бурлак - я думаю и все - неужто поведем своих коров, лошадей в ихний сарай на погибель. Помните мужики, как этот уполномоченный колхозную жизнь расхваливал. Не мое разбилось, не мое разлилось. Разве тут будет какое дело. Говорят первая брань лучше последней. Пусть они поживут колхозом, покажут какая хорошая жизнь, тогда и мы принимаем. Пока-то мы видим не работу и порядок у них, а пьянство, да чужое добро нажитое собственными руками они заграбастали себе. Пойдемте по домам. Опять ночь не спать. Уполномоченный явился перед вечером. Зашел к Афони, где спросил, нет ли заявлений, их и не было. Пусть теперь сами несут в сельсовет - будем там ждать дня два-три не больше - сказал уполномоченный. Афанасий пройди по деревни, так и объяви, а я пошел в сельсовет. Афоня рассказывал, как уполномоченный отойдя от ихнего дома повернулся и погрозил кулаком в сторону деревни. Так что мужики - добра не ждите, похоже этот свое возьмет - сказал Афоня. Деревня переживала тревожные дни. Работа никому на ум не шла. По двое, по трое стоят у дома или на речке с полными ведрами воды, и разговоры, разговоры - тема одна колхоз. Порохновские воду брали из реки, колодца в деревни не было. От деревни дорога вела на гору, с которой как на ладони в километре была видна деревня Терегаево, откуда не переставая мычали коровы, блеяли овцы конфискованные. Беды ждали со всех сторон, но больше от Терегаевских или Пшонкинских. В этих деревнях жили ярые активисты - так их называли, которые прославившись своими похождениями по ограблению и выселению. Вольно-невольно но вся деревня превратилась в дозорных. Выйдя из дому по любому делу посматривали на дорогу ведущую в деревню Пшонкино, находящуюся в двух километрах от Порохново, в сторону Терегаева, или села Михалево, где в полутора километрах на горе виднелся двухэтажный каменный барский дом. Шли нищие побирушки, шли по одиночке, их издали видели. Побирушки были разных мастей. Все они находили приют в деревни, а теперь их ждали особенно. Они были первыми информаторами пройдя за день-два десятки километров по селам и деревням, они знали все новости а новости были не утешительные, то в одной, другой, третьей деревни раскулачивали, выселяли. Такой-то бросил все хозяйство и уехал всей семьей в Питер и др. Было чего особенно бабам волноваться, не раз подавали они ложную тревогу. Ленька со своего крыльца смотрела, смотрела через кусты на деревню Пшонкино - что ей привиделось, как бросилась бежать по деревне и орать - Идуть, идуть человек шесть от Пшонкино, вот теперича-то бабы, пропали - причитала Ленька. Побежали смотреть за Ленькину избу, а там по полю бегает собаки. От души посмеялись, пошли по домам, уже вечерело. Одна отрада была на деревни. Каждый вечер собирались в основном бабы с ребятами в избу к Мишуткиным. Так называли избу Никиты, по имени его отца, у которого было пять сыновей, а теперь на деревни остались только двое - Никита и Евдоким. Семен был учителем во Врево, уехал к родственникам в Латвию, а тут границу и закрыли, так там и остался. Остальные два брата умерли. А собирались у Мишуткиных каждый вечер, не изменили этой традиции и в это тревожное время. Собирались и читали книги. Было так. Зажигали большую семилинейную керосиновую лампу, ставили на стол. За стол садились дядя Никита и Лиза. На лавках вплотную усаживались бабы и ребята. Кому не хватало места, садились на скамеечку к печке, поднимали полог усаживались на кровать и сундуки, залезали на печь. Тетя Анюта, жена дяди Никиты, в переднике выносила сушеные яблоки и груши и по горсти раздавала ребятам. А на чугунке, в огромном чугунке варилась картошка. В перерывах между чтением, когда тетя Анюта скажет - Сварилась, берите, каждый стар и мал тянулись к чугунку и будет брать одну, не больше двух картофелин и с удовольствием есть. К чтению книг пристрастилась вся деревня. Читать было что. Семен учитель, оставил много. Библиотеку, да дядя Никита, когда разграбили и жгли Голубово в 1919 году - усадьбу баронов Вревских, находившуюся неподалеку от Порохново, привез домой два воза книг. Лиза была общей любимицей, равной которой не было в деревне. Читала с выражением, громко, а когда уставала или сами сидящие говорили - Лиза отдохни маленько - и тут же начинали обсуждать прочитанное, спорили, пересказывали наперебой, что будет с таким-то героем. Ребята уже все заснули, время за полночь, а бабы все сидят и просят. Лиз, почитай еще маленько, гараз интересно что-то с ним будет. Лиза читает дальше старается каждому угодить, а кто явно не понимает, тут же прерывая чтение объясняет. Расходились все довольные с надеждой и завтра опять встретиться. С покрова до Пасхи собирались на чтиво у Мишуткиных. В остальное время года работа, работа без всяких выходных с зори до зори. Раньше расходились спрашивали один другого, какую рассаду вырастили, что будем делать завтра, а теперь у всех камень на душе и тут только охи да вздохи. Со дня последней сходки прошло больше недели, деревня заметно успокоилась. То в одном доме, то в другом слышится стук топора, визг пилы, готовятся к весне. - Погибель наша, пропали мы, все пропали. Да скажи ты наконец, что случилось - закричали вошедшие за ней Хватит орать. Ай что было, ай что было, дайте дух перевести, водички дайте. Грохнулась на лавку и скороговоркой начала. Сегодня ночью через нашу деревню Пшонкино везли Стрешнинских мальцов на выселку. Думали они проехать незаметно, да где там. Вся деревня сбежалась. Везли то их подвод десять было, ихние кони, в телеги и дровни запряжены и еще набраны с других деревень. Бабы мужики подступили вплотную к возницам просили - да постойте маленько может больше не свидимся. Да где там. Неман - этот новый милиционер, на коне верхом только брызги летят взад вперед по деревне и орет. - Не останавливаться, разойдись по домам. Да и наш то новый теперешний коммунист Сикипин ему начал подпевать - идите по домам, чего тут смотреть.
Так и ехали мы их за деревню проводили, а мальцы-то идут рядом с подводами, ихние семьи на повозках посажены. Ах тошненько, запричитала Федоска, тем кто и работал так Стрешнинские. На такой пустой земле и такое сделали. Коль, а Коль - говорил дядя Андрей сидя за самоваром (в будние дни не было моды угощать вином или водкой) - меня приперли, да я и сам согласился, съеду с хутора в деревню. Может и председателем колхоза возьмусь. Приезжали ко мне не раз, сначала все грозили, а потом по хорошему стали. Да и Ольга говорит - в такое время лучше жить поближе к народу. Так что я написал заявление, другого выхода не вижу. Жаль конечно приволья на хуторе, только хозяйство наладил, а придется все ломать и вновь начинать. Ну а ты то как думаешь, что решили? Решил я одно Андрей - в этой авантюре не участвовать. Сам видишь, какое начало. Вести скотину на погибель в Терегаево, да под Сашки Лисенского начало. Пока похожу в единоличниках, а там видно будет. Андрей, Андрей - братка - встряла в разговор Прасковья - боюсь одного. Не дадут нам жить, приедут и ограбят. Так со многими поступили в других деревнях. Так что Коль давай . Андрея попросили может что возьмет с собой на сохранность. Хоть бы пальто, валенки, а то так начнут грабить. Взять я могу, если хотите, поскольку со мной вопрос решен - сказал дядя Андрей, а только думаю не за что вас грабить. Грабят кулаков зажиточных у кого по две-три коровы, мельница там и др. а у вас что есть такого кулацкого, да и налоги все выплатили. Да ить и Коль на то бывший красный командир. Митька Подерский до сих пор вспоминает, как Колька командовал ротой ЧОНА. Думаю то Прасковья лишнее говоришь, не посмеют. Ну что ж поговорили и пора ехать - сказал дядя Андрей - мне еще в лавку надо во Врев заехать, говорят гвозди привезли. Только уехал дядя Андрей, как в избу пришла Наталья моя крестная. Слыхали новость какая - с порога начала крестная - это я со Врева иду на могилы с Катей Евдокиемовой ходили. Так там Вревские бабы ревели, ревут, говорят завтра церковь ломать будут. Как будто Тимофеев председатель сельсовета и деньги назначил платить кто возьмется. Постояли, посудачили, погоревали. Все может быть раз такая власть, что хотят, то и делают - порешили - все. Крестная не присела и побежала домой. К вечеру мужики собрались на завалинку. Усевшись на скамейку долго молчали. Все думали об одном. Потихоньку разговорились, главным был разговор про Стрешнинских. Стали известны некоторые подробности их высылки. Шел во Врев Никандр Педсевский, работающий почтальоном говорил Тимофею, что мальцы Стрешненские, когда к вечеру подгоняли лошадей и объявили им о высылке ничего плохого не сделали ни словом ни делом. Сами вывели лошадей из конюшни, запрягли, собрались с семьями быстро, как будто этого и ждали. Все сошлись в избу к старшему брату, помолились Богу, каждый мал и стар взяли по иконке, вышли из дома, повернулись к своим избам, поклонились все низко, перекрестились бабы и малые дети уселись на подводы и тронулись в путь. Сказали, что повезут их в Сошихино на станцию, куда дальше никто не знал. А хоть бы война одно конец скорей - почти закричал Евдоким - не жисть, а каторга. Неушто на власть такую управы не будет. Евдоким перестань, молчи - спокойно сказал брат Никита - ты на войне не был, а я был, знаю что такое война. Хоть плохая сейчас у нас жисть, но только не война, не надо никому. Побыл бы ты на этой войне, так бы не говорил. Уходя сговорились в воскресенье надо обязательно сходить на могилки, в церковь, может в последний раз. Если заговорили, то и делать будут, чем черт не шутит, могут и церковь сломать. На следующий день выйдя на гору к своему гумну Афоня заметил людей идущих со стороны села Михалева. Было двое взрослых, остальные похоже ребята, в тумане плохо различалось. Люди подошли к реке попытались перейти на сторону Порахновских лугов. Река полностью вскрылась, местами были затоплены луга. Но еще были большие закрайки льда и люди ходили вдоль берега пытались найти место поуже с большими закрайками или какие другие средства для переправы. Афоня крикнул сына Тимофея находящегося в гумне и вдвоем пошли к реке. И вовремя явились. Здоровый мужик похоже глава семьи, пытавшийся первым перепрыгнуть реку ввалился и цеплялся за закрайки. Тимофей схватил за руку и вытащил огромного детину на берег. Женщина с тремя ребятами, двоих она держала на руках, а третий лет шести-семи стоял рядом. Афоня и Тимофей пошли вверх по реке, показали лавы, помогли семейству перебраться. И все почти бегом через луга заспешили к гумну. Дом был истоплен, в печи еще теплились уголья. Все забрались на широкую печку, а хозяин снял с себя все в углу, выжал и устроился перед печкой. Тимофей подбросил на угли сухих дров благо были рядом и только тут рассмотрел сидящего перед печкой около двух метров росту, косая сажень в плечах, обтянутые кожей ребра выпирали, а руки протянутые к огню были как кувалды, опухшие. Ребята поскакали с печи и потянулись к огню. Хозяйка стала расстилать на кирпичах мокрую одежду хозяина. Отец семейства уступил место у огня ребятам. Только теперь Афоня спросил. Откуда ты голова будешь, и куда все-то идете? Украинцы мы, по вашему хохлы - начал говорить хозяин - голод у нас на Украине. Целые семьи мрут, как мухи. И мы были на краю гибели, да вот бог пожалел. Вторую неделю из дома. Помогли люди добрые подвезли, корму давали. Указали - идите прямо в город Остров, там хлеба много и работа будет, вот и бредем. Пообносились совсем, обувку размочалили по весенним лужам. Да от голоду еще не оправились, а тут ребята все на руках. Картошка в печи спеклась (всегда про запас держали картошку любимое лакомство для деревенских ребятишек) которую с нетерпением ждали ребятишки да мать. Вездесущие деревенские ребята узнав, что в гумне чужие голодные люди, прибежали. Тимофей тут же послал их в деревню с наказом принести горшок молока, кружку и хлеб. Сидя перед растопившейся печкой голодное семейство блаженствовало и уплетало тут же принесенные продукты. Когда все было выпито и съедено Афоня сказал обращаясь к главе семьи. - Ну что голова - червячка заморили, пообсохли, пойдемте в дом. Узнав о беженцах, каждый житель деревни нес, кто полть свинины, яйцо, масло, сметану, хлеб. Бабы, придя в дом к Афоне отдав продукты, глянув на оборванных детей и родителей тут же бежали домой и тащили им кто что смог - носки, платья, портки, разную обувку. Народу набилось полная изба и все слушали, как беженцы рассказывали о перенесенном голоде, брошенном хозяйстве и оставленных стариках, которых, наверное, уже нет в живых. Так вот мы мучились всю зиму. Схоронили своих стариков и сами приготовились смерть принять - говорил хозяин семейства беженцев, да вот надоумил добрый человек. - Пока у вас есть силы, говорит, идите в Россию, стремитесь дойти до города Острова, там край богатый и работа найдется. Наутро раскланявшись, беженцы пошли в направлении города Остров. Это были первые беженцы. Потом почти каждую неделю вплоть до середины лета шли, шли беженцы хохлы. На всю деревню была одна покосившаяся баня. Все мужики собирались поправить баньку, да так руки не доходили. Каждую субботу, следуя очереди, на деревни топили баню, носили воду. Как только баня была готова, истопник шел по деревне и объявлял - Идите в баню. Самым заядлым парильщиком был дядя Никита. Лежа на полку хлестался веником, просил - Киньте еще ковшичек - была такая жара, что и на полу не усидеть, а дядя Никита просил еще поддать приговаривая. Эх голова моя голова не выдерживает, а по телу еще надо. Мужики, а что если прорубить окошко, высунуть туда голову, а самому париться, вот дело было б доброе. Помрешь тут же Никита - говорили мужики - от ног горячая кровь хлынет к голове, вот тебе и смерть. Не гоже так. С этой заварухой которую субботу мужики идут в баню хмурые. Не слышно ни смеха, ни шутки-прибаутки. Всем не до того. Невидимая сила витает в воздухе и каждый ждет чего-то плохого, толи еще будет. Кругом-то что твориться. Все знают приходит конец Порохнову, не жить как раньше, не дадут уж это точно. Сегодня в бане, как сошлись мужики, так первым делом про свое, наболевшее. Ваня Бурлак говорит - мужики, я все тут думал и не могу никак в толк взять про Стрешневских. Стрешневским мальцам не было в округе равных в работе. Они нам еще своими доводятся. Так вот попросили меня помочь им, короче на толоку собирали навоз возить. Мы с Васькой Ленкиным пошли к ним. Два дня работали мы там и они с нами каждый день . В первый день они нас удивили. Ужин закончили часов в 11 вечера. Петька с Ванькой Стрешниским нам говорят. Вы мальцы спать ложитесь, а нам до утра надо еще десять гектар забороновать, а то некуда будет навоз возить. Мы думали они пошутили. А утром рано часов в пять повезли навоз, а поле правда забороновано, они едут выпрягать лошадей. И опять с нами работали до вечера, так мы не знали, когда ж они спать ложились. Вот это труженики. Вот я думаю мужики, может за это их и выселили, чтоб не было такого примеру. Говорят эта власть лучшую жизнь несет, свободную, зажиточную, то они трудились как на каторге. В землю плуга не воткнуть, а они такие канавы отгрохали руками без всяких машин. Мужики, что я думаю, говорит дядя Никита, помните по зиме мы с Евдокимом возили на базар в Остров гусей, масло, сметану, овец. Только гусей и продали, остальное все домой привезли. Базар был всяким добром завален. Гляди теперь подчистят, раз такой голод на Украине. Да и мы горевали, что спроса нет. Разговоры, все-то им хотелось обсудить, как будто чувствовали, а может последний раз вместе деревней сходим в баньку. Мужики - хватит вам лясы точить, смерзли пока вас дожидаемся, нам пару не оставите, идите домой. Собравшиеся у бани бабы, наперебой обсуждали события последних дней. Тетя Анюта, мать Лизы только ахала, плакала, теперь она уже боялась за Лизу и было чего бояться. Прошло дня четыре-пять. К вечеру приехал верхом на лошади участковый уполномоченный Неман. Пришел в избу, спросил - Здесь живет Муравьева Елизавета Михайловна. Это я. С гордым видом вышла на середину избы Лиза. Ты писала письмо заявление председателю РИКА. Я, конечно я- с гордым видом ответила Лиза. Так вот Елизавета Муравьева, за клевету на советскую власть ты арестована. Собирайся быстро и поедем, в Воронцово. Да что ты товарищ Неман - заголосили бабы, на ночь глядя куда, хоть утра дождемся. Не могу, приказано доставить срочно завтра к утру надо быть в Воронцово. Там будет суд, он разберется, кто прав, кто виноват, а мое дело выполнять приказ. Не пришел на завалинку и дядя Никита, слег за печку, занемог. Погоревали, пожалели Никиту за разграбленное хозяйство, но эта боль уже отболевшая, а случившееся вчера во Врево обсуждали мужики. Вчера во Врево в магазин ходил Ваня Бурлачок. Сейчас рассказывал подробности случившегося. Тимофеев, председатель сельсовета объявил, кто сломает церковную колокольню - дам 300 рублей. Винокуровские мальцы Белоусовы братья Ваня и Митька взялись за это. Обвязались веревками, залезли на колокольню, начали крест пилить, гибать. Сбежались все Вревские, Голубовские, Мясовские, с деревни Островки народу было много, даже магазин закрыли и все бегом к церкви смотреть, что делается. Бабы ревут, мужики ругаются - Ну что ж такая за власть, ведь в этой церкви мы крестились, венчались, отпевали родителей ушедших, наши родные все могилы тут. Мужики, разломают церковь, кладбищу конец, сравняют с землей, ограду уничтожат. Как только крест треснул, свалился на бок, вот тут и поднялись все, а народу - всю площадь запрудили. Осмелел народ и давай кричать, еще смелее мужики и бабы. - Сволочи Белоусы, зачем вас мать на свет родила. Громкий мужской голос - Ваня, Митька, вам говорю, если тепереча не перестанете, то живыми отсюда не уйдете. Бабы - голос - перебъем кольями не выпустим ни одного. Слезайте сразу, по доброму. С толпы полетели камни, но высоко было до колокольни, ни один камень не попал. Крест рухнул на землю. Митька с Ваней стали спускаться вниз. Схитрили, спрятавшись поначалу в колокольне, народ стал расходиться, выждали время Ваня с Митькой сиганули от церкви в сельсовет. Тимофеев отчитал, что подрядились колокольню скинуть, а не выполнили. Но все же половину - 150 рублей выдал. Тут же Ваня с Митькой направились в магазин. На них, что было народу в магазине, все заорали, закричали. Мужики отворачивались. Не помогла и купленная водка, которой пытались угостить собравшихся, никто не притронулся. Такого мальцы не ожидали. С горя напились и уснули у магазина. Пришли домой в Винокурово ночью. Отец ихний Ефим дверь не открыл, они стекло с рамой выбили, а с избы Ефим с топором. - Зарублю сволочей, опозорили на весь мир. Чтоб вас духу тут не было. На порог не пущу, дом осквернять не позволю, выродкам. Так вот мужики Ефим какой оказался. Как ни уговаривали его домашние, да и другие с деревни пришли, просит, мол деньги не большие, отдайте Тимофееву, а крест пусть на место поставят. Так до сих пор Ефим и не пустил в дом, да вернее всего им надо уезжать куда-нибудь подальше, теперь житья им тут не будет. Ни свои, ни чужие не дадут жить. Так закончил Ваня Бурлачок. Не прошло и недели, как к нам явился почтальон Никандр Подсевский. Писем газет вам нет, а вот что хочу сказать - начал Никандр. Коль, а Коль (отец с Никандром со службы в армии дружили), послушайте, что мне верный человек в сельсовете сказал. Вчера на исполкоме выступали, спорили до полуночи, обвиняли один другого, что до сих пор колхоза не создать, многие не идут. А про деревню Порохново сказали так - Не с тех начали. Надо было тряхнуть Николая, вот и вся деревня пошла бы за ним. Так что Коль берегись, зря они не говорят. Да и вы бабы приготовьтесь, кое-что припрячьте, не ровен час придут. Отец не разрешил ни матери, ни тетушке ничего не трогать и не прятать. Уговорили отца зарезать теленка, корова с неделю как отелилась. Прошло дня два-три, а тетушка Мавруша ранним утром пошла за водой на реку. Выйдя за деревню ахнула, бросила ведра и бегом домой. Вскочила в избу и заорала - Колька, Колька пропали мы идут от рощи человек десять все в черном, наверное на грабить. - За что? - спросил отец. - За невыполнение госпоставок конкретно за не сдачу 15 кг овощей - сказал Синилин и продолжал, ты Коль нас не вини, мы люди подневольные, нас послали, мы выполняем. - Мы ничего не знаем, вступил в разговор Иванев И., постановление исполкома закон и нас послали его выполнять. Отец побледнел и почти крикнул - Ну раз пришли выполнять закон - выполняйте, все берите, взмахнул рукой в сторону двора. Повернулся и пошел в избу, разделся залез на печь. Мать с тетушкой сели в красный угол избы под висевшую огромную икону, посматривали в окно. Когда из подвала выносили картофель тетушка не выдержала крикнула - Мужики, мужики, оставьте мешочек на семена, иль совсем совесть потеряли. Мать, сидящая рядом с силой ее толкнула - Помолчи ты. Мавра Пантелеевна - тащивший мешок крикнул - Вступайте в колхоз, вот и будете вместе сажать, будет и ваша и наша картошка. Ну наконец процессия поехала прямиком в деревню Терегаево. Мать с тетушкой пошептались и мне наказали - Отца не тронь, не буди, мол пусть спит. Все вышли во двор. Тут мать с тетушкой упав на солому разревелись. А я убежал в рощу, мою спасительницу от всех бед. Тоже плакал. Весь день приходили и уходили в слезах, сочувствуя соседи их деревни. Вылезая из подвала мать объявила - осталось две пол-литровых бутылки льняного масла, два хлеба и курица с петухом - залезли под крышу. Все - какие богатства - добавила тетушка. Лежал отец на печи и вспоминал о своем житье-бытье, как он потом сам признался. Помнить было что. На 39 году моя бабушка родила отца, что по тем временам считалось большим преклонным возрастом, да злые языки говорили - Хахановна то родила мальца, а ее старик не один год хворает, да так, что и на люди не показывается - то-то барон Вревский все благоволит, да заигрывает с Хахановной, наверное не даром столько лет она работает в господнем доме поварихой. Не шла Хахановна (так звали бабушку, хотя ее имя было Феодосия) и в церковь крестить сына. Стыдно мол, в таком возрасте засмеют, какая ж я молодица. Первым учеником был Коля Порохновский. За три года церковноприходской школы окончил четыре класса и все на отлично. Все советовали Хахановне несмотря ни на какие материальные трудности учить сына и дальше. И вот в один из дней набравшись смелости повела Хахановна сына в село Голубово прямо к барыне Прасковье Петровне, правнучке Епраксинии баронессе Вревской, с которой когда-то Пушкин мерился талией. Так мол и так, Прасковья Петровна - сынок то окончил школу и все на отлично, помоги и посоветуй, как еще дальше -то учиться. Может в Островскую семинарию или как скажешь, так я и сделаю. Уж сынок-то гораз способный к учебе. Ну и посоветовала барыня Прасковья Петровна. - Подумала ты Хохановна, что делаешь - строго спросила Прасковья Петровна. Ну отправим твоего сына на учебу, а с кем ты останешься, кто кормить вас со стариком будет. Мавруша - дочь твоя одна хозяйство не потянет, да вдруг замуж выйдет. Вот ты и подумай - не лучше ли будет, если сын возьмется за хозяйство. Барыне перечить не было принято. Вот спасибо, вот спасибо - сказала Хахановна Прасковье Петровне, как ты правильно рассудила, а то я своим умом и не раскинула, вот спасибо. Не долго пришлось работать в хозяйстве. Пришло время идти на военную царскую службу. Как говорил отец, хватил лиха от царя и от новой власти. Служил по городам и весям. Началась первая Империалистическая война. Загнали нас в Карпаты, фронт держали, немногие остались в живых. Досталось и мне. Прямым попаданием снаряда в землянку завалило нас, откопали контуженных, израненных и опять тут же в окопы. Не судьба погибнуть, так не погиб. Ни воды, ни хлеба, сидим в горах, мороз до костей пробирает, в шинелишках не согреешься. Решил я за водой сходить, раненые просят, да и сам контуженный ничего не слышу. Вышел с окопа, глядь каблук с сапога слетел. Это пуля его срезала. Но воды принес. Привезли нам кое-какие продукты. Стали есть. Все мороженное, хлеба кусил-то раз, два, да и все зубы ушли в десны, нечем есть, смотрим один на другого и никак не сообразим, что случилось. Довоевались до того, что ни командиров, ни младших, ни старших не осталось. Рискнул взять на себя команду, потому как часто офицеры оставляли за старшего. Наверное больше за рост рассказывая шутил отец. Спустились с Карпат, а тут неразбериха всякая пошла. А мне дали унтер-офицера и команду почти роту. Да тут и команды никакой не стали держать, фронт бросили и прямиком в Питер. Агитировать нас не надо было. Все мы крестьянские дети за новую власть. Не вылезая с шинели с винтовкой в руках прошли до 1923 года служить Советам. Наша рота большей частью использовалась на караульной охранной службе. Пришлось вплотную посмотреть и слушать, Троцкого, Ленина, Зиновьева. Особенно запомнился Ленин, когда охраняли Таврический дворец, где проходил конгресс III Интернационала. Троцкого я и раньше знал, он приезжал к нам на фронт, на линейке, запряженной одной лошадью с кучером. Все-таки Троцкий был главнокомандующий, а о Ленине узнали позднее. Когда начался Кронштадтский мятеж, моя рота шла вторым эшелоном. Всей этой мясорубки я не видел. Но потом матросы, которые первые вошли в Кронштадт, рассказывали потрясающие случаи этой бойни. Шли матросы в темноте стенка на стенку с примкнутыми штыками и ножами. Сошлись и пошла резня. Крики - Ваня это ты - Петька ты ли это - полосуя ножами один другого кричали матросы, которые оказались по разные стороны, прослужив многие годы вместе. Как можно свести таких, что друг друга резать пошли. Надоела служба до чертиков. Решил бросить и идти пахать землю, сеять хлеб. К тому времени я был красным командиром взвода, но иногда замещал командира роты. Нашу роту преобразовали и присвоили такое название - рота ЧОНА. Перспектива была большая - уйти на учебу в различные заведения, а особенно рекомендовали идти учиться на командира, как называли красных курсантов, в последствии все эти курсанты получали высокие воинские звания. Но я решил твердо, только домой. Очень меня уговаривал мой непосредственный начальник - подполковник бывшей царской армии, идти учиться, но, наверное, не судьба. Окончательно решил - домой. Приехал домой в родное Порохново в 1922 году. Дома отец, мать, сестра (средняя сестра уже жила в Питере, мне помогала, когда там служил. Хозяйство на грани полного развала. Изба покосилась, двор без крыши. Лошадь плохая, корова одно название. Построил новую избу с помощью конечно семьи и соседей. Купил добрую кобылу, которая принесла жеребенка, впоследствии вырасти в доброго коня. Женился. Все будто бы стало налаживаться. Но тут пошло. Корова, кобыла, овцы, свиньи - все сдохли. Не только в нашем хозяйстве, а большинство в нашей деревни и других деревнях. Проше какой-то мор. Каждый день возили на гору дохлый скот, закапывали. Мало этого. Первенец родившийся сын, не прожил и трех месяцев умер. Это было в 1926 году. Надо было все начинать снова. Пришлось поработать: за эти годы избу привел в порядок, придел к ней пристроил, построил новый хлев, сарай тесовый, завел всякую живность. И тут в 1933 году вышел в кулаки, да такой кулак, что в пору и раскулачивать, что и сделали. Так лежа на печи думал отец. Неделю пролежал отец. За это время мать укоротила шинель, побила ватой, получилось полупальто. Починила, выстирала белье, рубаху. После погрома принялась собирать. Ранним утром слез отец с печи, оделся, насильно мать втиснула в карман кусок хлеба. Отец сказал - Пойду в совхоз Казаны, как устроюсь на работу сообщу. Как-нибудь потерпите, сына берегите. Ушел отец, для нас начались голодные, тревожные, до боли обидные и такие солнечные теплые дни. Пошла тетя Мавруша за водой на речку, а пришла вся в слезах. Проса, Проса - так звала она мою мать - ревут коровы в Терегаево. Нашу-то издалека расслышала, наверное не кормлены, не поены, может сходить туда, как ты думаешь. Заревели бабы, отплакались, но решили в Терегаево не идти. Неизвестно было как воспримут их Терегаевские, если с насмешкой, да и боль жгла горькой полынью. За что свалилась на нас такая беда? Так продолжалось многие дни. Потом мать стала меня просить чтобы я встречал коня при въезде в деревню, вел под уздцы. Что и было. Слава богу, что Кольки-то дома нет - приговаривала тетушка, а то и не знаешь, что бы было. Началась финская война. Сложил свои кости наш конь Борька где-то в снегах Финляндии. Николинские мужики на нескольких телегах приехали в деревню остановились у Ленькиной избы. Ленька поспешила выйти навстречу. Зачитали ей постановление исполкома сельсовета, за неуплату налога конфискуется ее имущество, новая изба и хлев. Приехавшие приступили к делу. Вывели серого в яблоках красавца коня. Запрягли в телегу. В старую избу не пошли, решили меж собой, что у Леньки брать нечего, остались и так пустые стены, да двое сирот - племянник Вася и Маня. Начали раскрывать крышу избы и хлева. Полетела по ветру солома по всей деревни, засыпая сады, огороды, заскрипели стропила срываемых крыш. Два дня возили в Пшонкина Ленькину избу и постройки. На третий день приехали к нам. Так же зачитали постановление сельсовета о конфискации построек: хлева, двора и сенного сарая. Все перевезли в Пшонкина. Мишуткиным объявили, что их новая изба, двор и хлев передается колхозу "Большевик", т.е. в деревню Винокурово и будет в ней жить семья нового колхозника вашей деревни Муравьева Василия Васильевича. Осталось на деревни одно нетронутое хозяйство - Афони. Его сын Тимофей был призван в ряды Красной армии. В сельсовете семью красноармейца решили не трогать. Костя, приезжает Костя - бегали по деревни ребята, радостно объявляя. Приезд Кости в былые годы был праздником для всей деревни. Летчик Костя в новенькой военной форме с кубиками в петлицах с кобурой нагана на боку, всегда был предметом уважения всех селян, а деревенские ребята от Кости-летчика были без ума. Играли в игры, где героем-летчиком был именно Костя. Каждый год Костя приезжал с каким-либо новым сюрпризом. То привозил детекторный радиоприемник, вся деревня собиралась посмотреть как ему устанавливали антенну, громоотвод, а когда появлялся шум в наушниках, музыка, хотя многих слов расслышать было трудно, но каждый старался подержать у уха наушники. Другой год Костя явился с фотоаппаратом и каждого селянина поодиночке, или усаживая всех жителей деревни фотографировал. И каждый раз обязательно все мужики шли к гумну, на угол гумна прибивали нарисованные мишени и стреляли с нагана. Каждый хотел похвастаться своим умением. Когда Костя усаживался в саду чистить наган, каждый ребенок старался поближе устроиться. Шел Костя с ребятами в рощу, купался в реке. И обязательно каждый приезд ребята шли толпой, каждый норовил пойти поближе к Косте, через деревню Винокурово во Врево в магазин за конфетами. На этот раз было все не так. Напрасно ребята ждали Костю у дома. Не веселый вышел дед Никита. Ребята, Костя отдыхает с дороги, идите домой, а потом к вечеру придете. Не дождались и вечером. Наутро Костя с матерью Анютой вышли из дома. За деревней тетя Анюта перекрестила Костю, повернулась к дому, а ребятам наказала - за Костей не идите, бежите по домам. Костя пошел в сельсовет, разбираться. Ребята гурьбой побежали в рощу. Судья объявлял приговор. Конвоиры вели виновника к хлеву, а с ним шли все гурьбой, но у двери хлева процессия останавливалась. Потерпевший тут же со слезами просил дядю Никиту не сажать виновника в хлев. Объявлялось помилование, и все радостной гурьбой бежали в рощу, на речку купаться. Вечерами зимними сидя у чугунка или летом на пригорке, в саду или роще, рассказывал дядя Никита ребятам сказки, легенды, истории, быль. Сам дядя Никита особенно любил рассказывать про Суворова, Петра первого и других военных. Рассказывал с упоением доводя до страха, смеха ребят. Путешествие Одиссея, Троянская война и конь данайцев вошли в мою жизнь, такими, как когда поведал о них дядя Никита. Великий наш учитель вел ребят к сараю. Показывал как надо правильно с меркой пилить дрова, колоть и укладывать. Многие, многие хозяйственные работы старался с малолетства передать навыки ребятам. Всем хорошим у нас, встречаясь уже взрослыми людьми мы Порохновские ребята говорили, что обязаны дяде Никите, как М. Горький - книгам. Костя вскоре уехал. Собрались и поехали в Ленинград сын Никиты - Коля - мой крестный батька и дочь Ольга. Костя обещал их устроить на работу. Следом за ними в Ленинград уехал Васька - Ленькин племянник, а Маня Ленькина пошла в райцентр Воронцово устраиваться на работу. Умерла дяди Афони жена Татьяна. Маши Бурлачковой нашелся вдовец с двумя ребятами. Приехали сваты и увезли Маню. Сам Бурлачок заколотил избу и с больной женой Машей уехал на станцию Сошихино, где и устроился на железную дорогу обходчиком. Мать с тетушкой начали беспокоиться, от отца с совхоза не было никаких вестей. Посовещавшись и мать решила идти в совхоз, благо не далеко верст девять. Через два дня пришла веселая, принесла ведра три картошки на посадку, конфет, печенья. Сказала так, Колька устроился на свиноферму фуражором, вскоре обещали его поставить старшим, а к зиме дать квартиру, дома стандартные строят, много их привезли в совхоз. Папа живет в общежитии. Зарплату еще не платили, но так дают понемногу на питание в столовой. И я там ела. Сводил меня Колька в столовую, щи, макароны, компот очень вкусные. Сидя рядом я все слушал, а при упоминании макарон и компота слюнки потекли. Макароны тетя Галя часто привозила из Питера, когда приезжала к нам в отпуск, помню их поджаренные, хрустящие. Эх, тоска голодная. Рассказала все Кольке, как прибегала к нам корова, доили, были с молоком - продолжала мать свои рассказы - как ломали хлев, сарай, двор. А вот про коня, что сладить с ним никак не смогли Терегаевские бабы, говорить не стала и так ему не легко. Так вот Мавруша - весело закончила мать, пойду через недельку опять в совхоз, Колька обещал устроить свинаркой, а жить говорит пока можно там же на корпусе в свинарнике, летом тепло на сеновале спать, а готовить есть плита, где приготавливают корм для маленьких порося, кипятят молоко, варят картошку. Так что Бог даст - не пропадем. Да и тебя сынок отец звал прийти, поживешь там маленько, в столовой покормишься, а ночевать будешь с отцом в общежитии, там все молодые мальцы, есть и твоего возраста ребята. Школа то в совхозе хорошая, сама видела. Как дадут нам квартиру, вот и учиться пойдешь. Но через недельку мать ушла в совхоз одна, сказала, что сразу двоих у отца времени на устройство и питание не хватит. Сам-то он работает день и ночь. Я не видела за две ночи, которые там была в совхозе, чтобы отец спал. Разве что сидя прикорнет и все. Устроюсь я сама и жди, прибегу, хоть ночью, тогда вместе и пойдем. Деревня таяла на глазах, а события следовали одно за другим. Месяц, как было объявлено, чтобы все жители, учитывая пограничную зону, получили в сельсовете паспорта, предварительно сфотографировавшись во Врево, где их ждал каждую субботу фотограф. Но Ленька и Катя Евдокимова наотрез отказались фотографироваться и брать паспорта. Так сказали - Пусть нас арестуют, расстреляют, а это голодная, холодная жизнь теперь нам не надо. Приехал участковый Неман - Ну что берете паспорта. Не берем, они нам ни к чему, на погост принимают и без паспортов - заявили Катя с Ленькой. Нейман приказал им собраться и следовать за ним во Врево, а там отправят вместе с другими в Воронцово на суд и в тюрьму. Ревели, целовались, просили прощения одна у другой собравшиеся бабы. Арестованные, зареванные, согнувшиеся в три погибели поплелись за лошадью Немана. Отойдя от деревни, повернулись, поклонились провожавшим. Бабы прибрали в избе Леньки, осмотрели подвал, кота Ленькиного взял домой Афоня. Никита, Афоня, Евдоким оставшиеся трое мужиков взяли топор, молотки, нашли гвоздей. Добротно заколотили Ленькину избу. Деревня начала голодать. Никита с Евдокимом отрыли яму, где было припрятано немного ржи, в другой картофель. Картофель посадили до последней, благо еще землю на огороде не отобрали. Ржи хватит раза на три испечь хлеб - вот и все запасы. Афоня хоть его и не грабили делился до этого всеми запасами, но тоже все пришло к концу. Выживем ли до осени, хотя бы до первых ягод, так думала деревня, дотянуть бы до первого свежей картофелины, огурца. Поутру с кувалдами на плечах явились в деревню трое Терегаевских мужиков. Нам дали задание - объявили они собравшимся на улице оставшимся троим мужикам и бабам - разбить в каждом вашем доме имеющиеся жернова. Государственная мельница в деревне Слобода не работает, потому, что никто туда не везет зерно на размол. С кого начнем? Мальцы, мальцы - уже не плакали, зло смотрели на стоящих крепких Терегаевских мужиков бабы - Совести у вас совсем нет, издеваетесь, как можете. Глядите нас осталось то на деревни трое мужиков и пять баб, гляди к зиме все уберемся на Врев. Мы не виноваты - потупясь отвечали пришлые - нам приказали, мы выполняем. Мы же колхозники подневольные, за любое невыполнение задания правление колхоза наказывает. Если мы не выполним, придут другие. Да чего вы переживаете, всем единоличникам и в Терегаево и других деревнях бьют жернова. Такой приказ, вести зерно на мельницу. Смеетесь в глаза мальцы - не чем вести-то и не на чем и нечего. Тут соберешь какой-нибудь трухи в жернова, прокрутили может и хлеба какой выйдет, а вы то последнее из под жопы тянете. Мы не виноваты - нам приказали. Афоня сказал - эх голова, голова. Мальцы да и вашей жизни не позавидуешь. Ну раз приказали, так бейте, одна просьба, камни не крошите, так на пополам или крайне на три части. Начали с Евдоким, Никиты, нашли, Афонины жернова все разбили. Покурив, как нашкодившие псы пошли домой Терегаевские мальцы. Совесть и у них заговорила. Били жернова у стариков, годившихся им в отцы. Не радовала и их колхозная жизнь, не шло дело, на колхозном работали через пень колоду. А Сашка председатель только заливал глотку. Правление заседало чуть не каждый день, надоело всем разборки, переборки, задания шли с сельсовета всякие - больше не от ума. Пришло время мочить лен. Мочила в большинстве пересохли, никто за ними не следил и к сезону в них ни водички. Решило правление замочить лен в нашей реке Вревки, откуда вся деревня брала воду. И пошла работа - замочили. Вода сделалась черная, как жук. Зловонье распространилось за километр. По ветру как говорили - нос затыкай. Всякая живность обитавшая в реке не выдержала. Огромные щуки выбрасывались на берег, река забелела - окуни, плотва, пескари - сдохли до единой рыбки. Перевернувшись белым брюшком вверх плыли по течению к реке Великой, в которую впадала Вревка. Наиболее выносливая рыба барахталась держа головы поверх воды, зевая ртом плыла по течению. Особенно вьюны (рыба сродни угрю) с высоко поднятыми головами, извивались так, что волны шли от берега к берегу гордо плыли по течению. Плывущую рыбу не ловили, не брали. Жаль всем было - без предела. Жаль было и тем, кто принял такое безобразное решение. Ведь река кормила рыбой всю округу. В зеркальной воде купались. А Порохновские брали воду для питья и для всех нужд хозяйственных с реки. Деревня стояла на горе и колодца не было. Мужики и бабы взяв одну две рыбины на берегу вздыхали, качали головами. Многие, осенив себя крестом молились, прости Господи, не ведают что делают. Погубили реку на долгие годы. А с проточной воды не получилось доброго льна, да и сроки не были соблюдены. Вынули с реки снопы льна и как говорили пустили их на пашню. Ни одного снопа в дело не пошло. Никита, Евдоким и Нюшка, невестка Афонина решили пока сухо сходить в Слободу и смолоть зерно. С утра взяв заплечные мешки с зерном отправились в Слободу на мельницу через Воронцовский двор - до Слободы было километров 15. Велено было молоть зерно только в Слободе, да и ближе мельницы не было. Вернулись под вечер. Сбросили мешки с плеч. На вопрос - Смололи, Евдоким показал фигу. Оказалось мельница не работает больше месяца. Река пересохла. Мельника и на мельнице не оказалось. Ушел мельник домой, рядом соседям наказал, чтобы кто придет наказывали, как поднимется вода, мельница и заработает, это к будет к осени, а пока … Порохновских уже ничто не удивляло. Осенило - бабы, мужики - а ведь в Ленькиной то избе жернова целы. Кавош думаем - давайте потихоньку ночью молоть. Так и сделали. Ах голова, голова, кавош вы делаете - сказал Афоня - Роща то всех поит и кормит. Поймите, тепло от ей такое идет, что каждую снежную градовую тучу, как на нее сойдет, тут же растает. А вы рубите. Неуш-то вам не жаль, аль креста на вас нет. Да нам приказали - сказал парень, возле которого Никита сломал пилу - срезать елей для слег, коровник то наш совсем прохудился, а тут и зима не за горами. Вот мы и решили. Вот мы как решили - сказал дядя Никита - привыкший как судья первым принимать решение - Что спилили, то ваше. Обрубайте сучья, распилите, складывайте на распуски и вон из рощи. Говорю вам мальцы по добру. Айда домой. Если посмеете вновь явиться с топорами в рощу, пеняйте на себя. Погрузили Терегаевские мужики спиленные ели - поехали. Когда с трудом переехали брод реки, Порохновские деды еле-еле двинулись к дому. На этом записи заканчиваются. |
2005-2014 © Александр Павлов