Псковские летописи - одно из самых монументальных творений псковских книжников, это богатейший источник по истории Пскова, но одновременно по истории Литвы, Ливонского ордена, Новгорода и других княжеств и городов Древней Руси. Многие исторические события общерусского значения изложены в псковских летописях с иных позиций, с иными оценками, деталями и подробностями, не известными по другим летописям и источникам. Все это делает псковские летописи ценным историческим памятником, к которому постоянно обращаются не только историки, но и литературоведы, лингвисты, искусствоведы.
Изучение псковских летописей началось в XIX в. В 1848-1851 гг. было подготовлено первое издание псковских летописей по всем известным в то время спискам. Их изучение привело ученых к выделению двух самостоятельных летописных памятников, отличающихся по своим тенденциям, - Псковской Первой летописи и Псковской Второй летописи. В XX в. изучением псковских летописей плодотворно занимался А.Н. Насонов, им были найдены новые списки, их дополнительное исследование позволило ученому выделить не две (как это было сделано при издании в XIX в.), а три редакции летописей, установить основные летописные своды 15-16 вв. А. Н. Насоновым подготовлено научное издание текстов псковских летописей, отличающееся предельной точностью, что является одним из главных условий для дальнейшего изучения псковского летописания. Собственные наблюдения над историей псковского летописания, изложенные в предисловии к изданию псковских летописей и небольшой статье с характерным названием "Из истории псковского летописания", А.Н. Насонов осознавал как начальный этап изучения псковских летописей. Первое специальное исследование по истории псковского летописания появилось в 1975 г. в Висбадене, его автор - западногерманский ученый Г.-Ю. Грабмюллер. Монография Грабмюллера "Псковские летописи. Исследование о русском областном летописании 13-15 веков" содержит ряд ценных наблюдений над политическими тенденциями и стилистическими особенностями летописных текстов. Общая картина истории текстов псковских летописей за 13-14 вв., восстанавливаемая Грабмюллером, в некоторых деталях расходится с той схемой развития псковского летописания, которая была предложена А.Н. Насоновым. В концепции немецкого ученого многое вызывает возражение, особенно это касается выводов о начальном этапе развития псковского летописания. Изучение летописных текстов 13-15 вв. еще не завершено, осталось много спорных вопросов, предположений, гипотез, которые предстоит обсудить. Изучение псковского летописания 16-17 вв. только начинается: определяется сходство и различие летописных текстов этого времени и причины, их вызвавшие, устанавливаются источники, возможные авторы и заказчики. Особый интерес представляют летописные статьи начала XVII в., содержащие ряд уникальных сведений о событиях Смутного времени. (Общая характеристика развития псковского летописания дана нами в книгах Словарь книжников и книжности Древней Руси: Вторая половина Х1У-ХУ1 в. Л., 1989. Часть 2, а также Литература Древней Руси: Биобиблиографический словарь. М., 1996).
Каковы же основные выводы ученых о развитии летописания в древнем Пскове, в чем они видят значение и своеобразие псковских летописей?

Летописное дело зарождается в Пскове в XIII в., в XIV в. оно принимает регулярный характер, что вызвано ростом духовного самосознания и связано с экономическим подъемом и развитием города, борьбой за политическую независимость от Новгорода - право приглашать собственного князя, самостоятельно решать военные, экономические и политические вопросы. Центром летописания в Пскове на протяжении XIV в. был Троицкий собор, руководили псковским летописанием выборные вечевые власти, в частности, посадники. Псковская летопись ХШ-Х1У вв. носит по преимуществу деловой, местный характер. Центральное место в летописных текстах ХШ-Х1У вв. занимают рассказы о сражениях с Ливонским орденом и Литвой, описания "розратий" с Новгородом, записи о строительстве церквей и городских стен, о поставлении князей и посадников, о неурожаях, голоде, эпидемиях ("морах"), небесных знамениях и т.д. Сообщения об общерусских событиях в псковских летописях немногочисленны и лаконичны.
Даже о таких крупных событиях общерусского значения, как нашествие Батыя в XIII в., псковский летописец записал очень кратко: "Прииде царь Батый на землю Русскую и пойма грады. И идоша до Игнача креста и ту воспятишася". Интерес этой краткой заметки в точном указании границы, до которой дошли татары, не делая попыток углубиться в псковские земли. Псковская земля избежала тягот татаро-монгольского нашествия, вероятно, именно поэтому антитатарская тема мало волнует летописца-псковича. Не проявили псковские летописцы особого внимания и к разгрому войск Мамая в 1380 г., ограничившись кратким замечанием о Куликовской битве: "Бысть похваление поганых татар на землю Русскую, бысть побоище велико, бишася на Рожество святыя Богородица, в день субботный до вечера, померкоша, бьющеся. И пособи Бог великому князю Дмитрею, биша на 30 верст гонячися". И только о событиях начала XIV в., избиении татар в Твери, псковский летописец повеству-ет подробно, ибо они имели непосредственное отношения к Пскову. Во главе антитатарского восстания был тверской князь Александр Михайлович, он более 10 лет княжил в Пскове и оставил в сердцах псковичей добрую память о себе (по словам летописца, он был "совершен умом, целомудр душею"). Когда московский князь Иван Калита, желая сохранить мир с татарами, повелел выдать Александра татарам, то псковичи защищали князя, призывали его не повиноваться князю московскому и не ездить в Орду, говоря: "Изомрем с тобою во едином месте". Александр же не хотел навлекать гнев на псковичей и поехал в Орду, где и был убит вместе с сыном. Подробно о восстании тверичей против татар в начале XIV в. рассказывается в "Повести о Шелкане", псковский летописец освещает эти события по-своему, оценивает их с точки зрения псковских интересов, отдавая дань уважения мужеству и благородству князя Александра.

Летописный текст за ХШ-Х1У вв. полнее сохранился в Псковской Первой летописи и Псковской Третьей летописи. Основу летописного текста этого времени составляют краткие погодные записи, точные, конкретные. Например, такие:
В лето 6811 . Бысть зима тепла без снега, и бысть хлеб добр вел ми.
В лето 6815. Бысть псковичем немирье съ владыкою Феоктистом и с новгородцы.
В лето 6818. Заложена бысть церковь святыа Богородица на Горе, камена, при игумене Иеве; и съвершена бысть в лете 6819.
В лето 6822. Изби мраз всяко жито, и бысть дорогость люта, по пяти гривен зобница; и бяше притужно людем велми; бяше же та драгость много время.
В лето 6828. Бысть пожар велик во Пскове от святого Георгиа от церкви, погоре все Застенье, а Детинца святаа Троица у блюде в виду.

На фоне этих кратких записей выделяются описания боевых сражений с ливонскими рыцарями ("безбожной латиной") и Литвой, на этом сосредоточено основное внимание летописца в XIV в. Описания сражений в псковских летописях лишены литературной изысканности воинских повествований Галицкой летописи, ценность псковских летописных текстов состоит в точности зарисовок военных походов, сражений, осад, набегов и т.д. Летописец имел, по-видимому, современные боевым действиям записи, поэтому он так точен в указании места, времени сражений, перечислении имен участников. В этих описаниях множество живых деталей, отражающих непосредственность впечатлений. В летописном художественном тексте нарушается принцип повествования "как должно", непосредственность впечатлений разрушает литературный этикет. Псковский летописец знает и использует формулы, выражения, в которых подобало рассказывать о воинских походах, сражениях, но он находит и свои образы, которые помогают представить происходящее зримо и живо.
Летописец рассказывает
о походе в немецкую землю
в 1343 г., кратко сообщает
о победе псковичей, которые
сражались "пять дней
и пять ночей, не слазячи
с коней", а затем подробно описывает
погоню немцев и тяжелое сражение
у Нейгаузена.

Как и положено, псковичи совершают перед боем молитву, обращаются друг к другу с призывом: "Братьа мужи псковичи, не посоромим отець своих и дедов! Кто стар, то отець, а кто млад, то брат! Се же, братьа, предлежит нам живот и смерть, потягнем за святую Троицу и за святыа церкви, за свое отечество". Моление и обращение с боевым призывом - это этикетные ситуации, и далее в традиционных выражениях автор начинает описание сражения и его результатов; "И бысть бо сеча велика плесковичам с немцы... Овех побита, а инии прочь по-бегоша посрамлени. И сташа плесковичи на костех..." "Стояние на костех" (образное выражение, означающее торжество победы и "обряжение" поля битвы, погребение убитых) - тоже общее место, этикетная ситуация, так обычно завершаются описания сражений в воинских повестях. В псковской летописи эта этикетная ситуация завершается лаконичной зарисовкой, позволяющей легко представить происходящее: "А инии псковичи безсонием издурели, и старыа и молодые, и тако блудячи по лесу много их погибло, а иные после рати вышли". (ПЗЛ, С. 98). Приведем еще один пример конкретной детали, включенной в этикетное описание битвы. В 1369 г. псковичи ходили в немецкую землю и взяли один из немецких городов, "и пожгоша, а много полона взяша, а немец ових избиша, а инии, в погребех запечатавшеся, подхоша зноем, аки с вини а погореша, а псковичи приехаша с множеством полона". (ПЗЛ, С. 105).
В псковских летописях XIV в. вырабатываются свои устойчивые выражения и свои правила описания военных сцен. Враги, как правило, наступают "загордевшеся", "в силе тяжце, без Бога", "с многим замышлением", бегут с поля битвы "посрамлени", "с многим студом и срамом", "не успеша ничто же". Само сражение описывается в самом общем виде (одной из особенностей древнерусской литературы является отсутствие частностей и деталей в описании кровавых сражений) - "ових избиша, а инии устремишася на бег", "иссекоша", "а иных изымавше, во Псков приведоша" и т.д. Следует отметить и такую особенность псковских летописей, как любовь к афористической речи, в которой наблюдаются элементы рифмовки ("мужи псковичи мечи иссечи", бились " пять дней и пять ночей, не слазячи с коней" и др.)

Основной пласт летописного текста за ХП1-Х1У вв. составляют погодные записи, которым свойственна простота изложения, краткость, точность и конкретность. В псковских летописях этого времени нет фольклорных преданий и легенд, почти нет и самостоятельных литературных произведений, включенных в состав летописи, можно назвать лишь несколько завершенных в художественном отношении рассказов - описание моровой язвы в 1352 г. и сражений с ливонцами в 1341-1343, 1348 гг. Тесно связана с псковским летописанием и Повесть о Довмонте, она начинает псковскую летопись, являясь своеобразным вступлением к изложению истории Пскова.
Псковские летописи на протяжении ХУ-ХУ1 вв. сохраняют основные черты старшего псковского летописания, но появляются и новые тенденции. В XV в. летописные записи становятся все более подробными, охватывая события военной, гражданской и церковной жизни Пскова и приобретая постепенно общерусский характер. Расширяется тематика псковских летописей, интерес начинают вызывать события, которые не имеют прямого отношения к Пскову: борьба в Орде, взаимоотношения между русскими князьями, удельные смуты в Русской земле, события в Литве и Новгороде, причем в оценках событий псковские летописи нередко расходятся с новгородскими и московскими летописями. О расширении кругозора псковских летописцев свидетельствует и тот факт, что они обращаются к другим летописным источникам, перерабатывают их и дополняют описание псковской истории известиями из новгородских и общерусских летописей. И сами псковские летописи уже в первой половине XV в. вливаются в общерусское летописание, они стали одним из источников общерусского свода XV в., на основе которого развивалось все последующее русское летописание. В XV в. выделяются три ветви псковского летописания, различные по своим идейно-политическим тенденциям -Псковские Первая, Вторая и Третья летописи, этим временем датируются первые дошедшие до нас летописные своды, то есть законченные летописные произведения, имеющие определенные идеологические тенденции и соединяющие в своем тексте несколько источников.

Псковская Первая летопись имеет несколько редакций XV-XVII вв. Самая ранняя - свод 1469 г. Он открывается повестью о Довмонте, затем следует краткое хронографическое введение, в котором сжато излагаются события мировой истории от сотворения мира до начала Русской земли, потом кратко повествуется о первых русских князьях, крещении Ольги, Владимира и Руси, после чего начинается более подробное описание событий псковской и русской истории. Заканчивается свод рассказом о событиях 1464-1469 гг., связанных с борьбой Пскова за самостоятельную епископию.
В конце ХУ-ХУ1 вв. текст свода 1469 г. был продолжен и дополнен. Среди сводов этого времени выделяется свод 1547 г. Псковской Первой летописи. В своде 1547 г. сочетаются уважение к великому князю московскому и безусловное приятие его власти с обличением московских наместников и тех порядков, которые они установили в Пскове после 1510г., когда Псков потерял свою самостоятельность и подчинился власти великого князя московского. Особенно отчетливо эти настроения проявляются в Повести о Псковском взятии (статья 1510 г.), в статьях 1528 и 1541 гг., а также в заключительной статье 1547 г., в которой повествуется о приезде Ивана Грозного в Псков и затем о венчании его на царство. В состав свода 1547 г. включаются литературные и литературно-публицистические произведения того времени, здесь читается "Послание" игумена Памфила, "Послание" Симона митрополита. Составление свода 1547 г. некоторые ученые связывали с Елеазаровским монастырем и именем старца Филофея, автора многих посланий, в которых он развивал теорию Москва-Третий Рим.

Псковская Третья летопись представляет собою свод 1567 г., продолженный затем до середины 17 в. Псковская Третья летопись восходит к общему с Псковской Первой летописью протографу (то есть они имеют общий источник и тексты их совпадают в целом ряде известий и рассказов), но передает его текст в сокращенном виде. Расходятся летописи и в оценке многих событий. Свод 1567 г. резко враждебен власти великого князя московского, здесь опускаются известия о наместниках великого князя, умалчивается о тех событиях, которые свидетельствовали бы о подчиненности Пскова Москве (статьи 1490, 1500, 1501, 1511, 1517 гг. и др.). Описывая события 1510 г., составитель свода 1567 г. обвиняет великого князя в том, что он "старину порушил, забыв отца его и дедов его слова и жалованья до пскович и кресного целованиа". Описав и жестко оценив нововведения московского князя (отчины отнял, 300 псковских семей выселил, "выпроводил" из Старого Застенья, центральной части города, псковичей и поселил здесь приехавших из Москвы и т.д.), летописец иронизирует над благостными словами Василия III: "А все писал Пскову мяхко: "Аз деи, князь великий Василей Иванович, вас, отчину свою, хочю жаловать по старине, а хочю побывать у святой Троици, управы вам хочю учинити". Установление нового порядка рассматривается в Псковской Третьей летописи как начало антихристова царства. Используя цитату из Апокалипсиса, летописец предрекает: "пять бо царей минуло, а шестый есть, но не у бе пришел; шестое бо царство именует в Руси Скивскаго острова, си бо именует шестый, и седьмы по том еще, а осмый антихрист". Итак, нынешнее царство на Руси - шестое, начало восьмого царства, царства Антихриста, Василий III - предтеча Антихриста. Описывая настоящее, летописец смотрит в будущее с горечью, афористически предрекая:

"Сему убо царству рашширятися и злодейству умножитися". Обобщая все, что произошло в Псковской земле, летописец горько замечает: "Прииде на ны зима". Осуждает летописец Василия III и за то, что он заставил постричься в монахини свою жену Соломонию и женился на Елене, будущей матери Ивана IV Грозного (статья 1523 г.). Негативно отношение автора Псковской Третьей летописи и к царю Ивану Грозному. В связи с женитьбой Ивана IV и венчанием его на царство летописец в статье 1547 г. вновь вспоминает Апокалипсис и говорит о приближении царства Антихриста. Предполагают, что свод 1567 г. создавался в Псково-Печерском монастыре и был составлен если не самим игуменом Корнилием (время игуменства 1529-1570 г.), то под его непосредственным руководством.

Особое место в псковском летописании занимает Псковская Вторая летопись - свод 1486 г., она дошла до нас в единственном списке конца XV в. (Государственный исторический музей, собрание Синодальное, № 154), это самый древний список псковской летописи.

На всем протяжении летописи составитель свода 1486 г. сокращал текст общего для всех трех псковских летописей протографа, причем в сокращениях прослеживаются определенные тенденции: исключаются упоминания о псковском вече, усиливаются резкие оценки политики Новгорода по отношению к Пскову. Зато очень подробно составитель Псковской Второй летописи описывает волнения 1483-1486 гг. в Пскове. Они были вызваны недовольством городских низов, веча псковскими посадниками, которые обвинялись вместе с наместником великого князя в притеснении смердов. Псковская Вторая летопись, рассказывая о перипетиях "брани о смердах" (так летописец определяет эти события), с большим уважением и благожелательностью относится к посадникам, к великому князю московскому и его наместнику в Пскове, что позволяет говорить о том, что политические тенденции свода 1486 г. были явно промосковскими. Ученые предполагают, что инициатива составления летописи принадлежала Степану Максимовичу Дойниковичу, псковскому посаднику (1476-1484, 1486-1499 гг.), летопись должна была служить оправданием действий группы посадников в событиях 1483-1486 гг.

Повествование в псковских летописях в 15-16 вв. приобретает все более литературный характер. Летописцы 13-14 в. были по преимуществу историками, то есть они ценили документальность своих записей, для них самое важное заключалось в исторической точности. События в летописях этого времени, главным образом, фиксировались, но не описывались, за редким исключением, обстоятельно. В XV и XVI вв. повествование становится более пространным, события толкуются, оцениваются (иногда очень эмоционально), в них обнажается назидательный смысл, они сравниваются с другими событиями библейской, мировой и русской истории. Меняется и стиль повествования, он становится все более сложным в литературном отношении, появляются разнообразные приемы описания событий, летописцы начинает ориентироваться на определенные литературные образцы. Тексты в псковских летописях 15-16 вв. осложнены цитатами и параллелями из Священного Писания, Пчелы, произведений отцов церкви, древнерусских литературных произведений ("Задонщина", "Девгениево деяние", "Поучение" Серапиона, "Моление Даниила Заточника", "Житие Александра Невского" и др.).
Как пример, приведем описание битвы под Оршею в 1514 г., которое разительно отличается от псковских воинских повествований старшего периода, оно создано под влиянием "Задонщины", в которой автор рассказывает о событиях Куликовской битвы очень эмоционально, образно, следуя традициям "Слова о полку Игореве" и устного народного творчества: "Бысть побоище велие москвичем с Литвою под городом под Оршею. И воскличаша жены орешанки на трубы московскиа, и слышаше быти стуку и грому великому и межу москвич и Литвою. И вдариша москвичи на Литву, руския князи и бояре з дивными удальцы рускими сыновами на сильную рать литовскую, и треснули копья московская, и гремят мечи булатные о шеломы литовскиа на поли Оршинском. И бысть непособие Божие москвичам, и поимаша Литва поганая больших воевод, Ивана Ондреевича и князя Михаила Голицу, и иных князей и бояр и детей боярских удалых, а иные побегоша к Смоленску, а иные в реки непроходимыя забегоша". (ГИЛ, с. 98). Отвлеченность повествования (минимум исторических деталей), формулы и мотивы этого описания ("быти стуку и грому великому", "гремят мечи булатные", "треснули копья", "возопиша жены" и др.) не характерны для стиля псковских летописей, они появились в рассказе о битве под Оршею под влиянием сторонних литературных источников, в данном случае - "Задонщины".
Новые стилистические черты ярко проявляются в рассказе 1518 г. об осаде Опочки. О том, что это самостоятельное литературное произведение, свидетельствует необычное для летописной статьи начало: "При самодержце великом князе Василье Ивановиче всеа Русии прииде король польский Жидимонт в Полотеск со многими силами, посла своя многие воеводы великого князя в вотчину во псковскую землю под Опочку под пригород". Далее автор дает пространное перечисление участников битвы, в котором документализм (точное именование участников похода - князь Константин Островский, пан Юрий Радзивил, пан Януш Свищевский и др.) сочетается с литературными деталями: "от цысаря Максимъана, короля Римьского, были люди мудрые, рохмистры, арихтыхтаны (по-видимому, аристофаны), аристотели..." В описании осады Опочки встречаются ппивычные для псковских летописей формулы ("полезоша ко граду со всеми своими замышленми", "отъидоша посрамлени" и др.) и новые приемы повествования. Большую часть описания занимает сравнение осады Опочки Константином Островским с разорением Иерусалима ассирийским царем Сеннахиримом (то есть библейскими событиями), которое очень часто встречается в древнерусских произведениях с воинской тематикой, в частности, оно есть в описании битвы на Неве из "Жития Александра Невского", с которым псковские писатели были хорошо знакомы. Приведем только конечную часть этого сравнения: "Якоже уподобися Островьского прихо-жению и дружине его Аснахиримлю прихожению на царьскии места, з гордостию и похвалою приходиша на государя нашего великого князя вотчину, во Псковскую землю, на град на Опочку, и отъидоша от града посрамлени с великою победою, яко за его безбожие, что хотят разорити святыя церкви, а православное христьяньство погубити".

Уже упоминалось о том, что в Псковской Третьей летописи осуждается решение великого князя Василия Ивановича о пострижении жены Соломонии и о же-нитьбе на Елене Глинской. В Псковской Первой летописи решение постричь Соломонию оправдывается и достигается это художественными средствами. Летописец рассказывает, как во время объезда своих владений (отметим стремление автора передать пышность и красоту царского поезда) царь наблюдает жизнь природы, в которой все напоминает о "плодовитости", о продолжении рода: "и возревше на небо и видев гнездо птиче на древе, и сотвори плач и рыдание велико, в себе глаголюще: "Люте мне, кому уподоблюся аз. Не уподобихся ни ко птицам небесным, яко птицы небесный шзодовити суть, ни зверем земным, яко звери земнии плодовити суть. Не уподобихся аз никому же - ни водам, якоже воды сиа плодовити суть, волны бо их утешающа и рыбы их глумящеся (т.е. веселят, забавляют). И несмотря на землю и глаголя: "Господи, не уподобихся аз ни земли сей, яко и земля приносит плоды своя на всяко время и тя благословят, Господи". И приеха князь великий тоя осени из объезда к Москве, и начаша думати со своими бояры и своей великой княгине Соломонеи, что неплодна бысть". (П1Л, с. 103). Летописец явно не мог знать, что думал и чувствовал Василий Иванович, он "сочиняет" его размышления, которые подкупают искренностью чувства и метафоричностью формы и делают по-человечески понятным решение князя постричь в монахини свою не имеющую детей жену.
Таким образом, приемы изображения событий и стиль в летописных статьях ХУ-ХУ1 вв. становятся все более разнообразными, сложными. Но не исчезает в псковских летописях любовь к меткому слову. Так, характеризуя деятельность дьяков, присылаемых в Псков, летописец замечает: "И быша дьяки мудры, а земля пуста" (П1Л, статья 1528 г., с. 105). Сохраняется склонность к ритмической ("А он приеха не по псковской старине, псковичи не зван, а на народ не благ") и рифмованной речи ("А местер... много пакости учиниша, и новогородской волости много воеваша, и до Кошкина городка гоняша, муж и жен изсекоша, а иныя в свою землю ведоша, а новогородцы о всем том неберегоша" (ПЗЛ, 1408 г., с. 116);

"Занеже и сам, сынове, от вас слышю, что сиа вещь велика силно и христианству развратно, а Божиим церквам мятно, а иноверным радосто, христиан видяще в таковей живуще слабости" (ПЗЛ, с. 167). Нередко используются или обыгрываются в псковских летописях пословицы и поговорки: "не ведуще глава, что язык глаголет" (П1Л, статья 1510г., с.96);
"Коли де учнут псковичи соколом вороны имать, ино тогда де и мене Черторискаго воспомяните". Но большая часть летописных записей по-прежнему отличается точностью, конкретностью и простотой: "В лето 7025. Паде стены 40 сажен на Крому от Святыя Троицы до костра Снетового над Рыбным торгом, а паде в великий пост. И того лета надела Фрязин Иван ту сорок сажен, а камень возиша священники, а стала сорок сажен великому князю в семьсот рублев, опроче повозу поповского. А псковичи песок носили, решетом сеючи. Тоя же осени делаша псковичи стену в Песках на прудех к Гремячей горе, и песком посыпали; а чаяли литве подо Псков". (П1Л, с. 98).

Большой интерес как с исторической, так и с литературной точки зрения представляют псковские летописные тексты XVII в., еще недостаточно изученные. Среди летописных текстов XVII в. выделяются псковские повести о Смутном времени, в которых авторы-псковичи по-своему оценивают то, что произошло в период Смуты как в Пскове, так и в других русских землях. Псковские повести о Смутном времени отличаются живой и непосредственной реакцией на события начала XVII в., самостоятельностью и независимостью суждений о Лжедимитрии и Марине Мнишек, Михаиле Скопине-Шуйском и Иване Заруцком, а также псковских деятелях Смуты, например, о псковском "ложном царе и воре" Матюшке.

Псковские летописи 13-17 вв., содержащие богатый и оригинальный материал по истории Пскова, Новгорода, Москвы, Твери и других земель, помогают шире взглянуть на события русской истории, открывают неизвестные ее страницы. Псковские летописные тексты расширяют наши знания о том, как развивались в древнем Пскове представления об эстетических и духовных ценностях, что изменялось в художественных принципах изображения исторических событий.